| Они заснули, но это был не вполне сон. Во сне он опять был с ней, ехал в автобусе и держал за руку. В автобусах его укачивало, он боялся дремать, но все-таки заснул. Проснулся, когда люди рванулись из автобуса. Он тоже рванулся, автобус уехал. На дороге понял, что остался один, и пошел вперед в пустоте, ни на что не надеясь. Прямо на него выехал грузовик. И в метре остановился. Она вышла из кабины, ругая водителя на чем свет стоит. Водитель удивлялся: «Чего она? Я просто подвез». В этом месте он проснулся и взял ее сонную. Потом еще раз, она не соизволила проснуться. Посмотрел на часы — было тринадцать часов сорок минут. Он заснул. Когда открыл глаза — она сидела у окна, сквозь жалюзи просвечивало вечернее солнце. Женщина была в полоску. Диагональные полосы на лице, голубом джемпере и голых ногах с прошлогодним загаром. Как зебра. Она на него не смотрела, смотрела сквозь жалюзи, как из-за решетки, на улицу. Потом оглянулась. «Твоя голова внутри квадрата из солнца. Как в раме». Фокус в том, хочешь ли ты любить. Если хочешь, кто помешает включить музыку. Но это рискованно, потому что. Опыт подсказывает, что это рискованно. В музыке нет добавочного смысла. Она ни для чего. И женщина не обязана тебя любить, если ты ее любишь. В ней тоже нет смысла для тебя. Ничего не происходит, кроме того, что время течет как вода. Его уже столько ушло незаметно — по текущей воде не видно, сколько ее ушло. Двадцать часов сорок шесть минут. В восемь вечера миновали сутки, как они вместе. — Теперь я. — Она скинула свитер. Он ничего не успел увидеть, услышать и раскусить. На него обрушился шквал. Быстрый и страшный, даже мучительный. Она сто раз сделала ему больно. Потом они лежали долго, ленясь двигаться, открывать и закрывать глаза, разговаривать, смотреть. Солнце догорело, за окнами встала чернота. — День второй, — объявила она. — Не такой, как первый. — И ушла на кухню за едой. Пробыли там долго, потому что он сразу уложил ее на пол. Она сопротивлялась и стукнула его лбом в лоб, так что потемнело в глазах. Еду готовили часа полтора, сели за стол на кухне, налили вина, она прикрутила светильник, чтоб не бил в глаза, и начала рассказывать пустяки про сапоги и шубы. Ему быстро надоело. — Давай ты стихи почитаешь. Ты же читала на вечеринке всем.
Она встала, дотянула свитер до колен и начала читать сомневающимся голосом, словно подпрыгивала на ухабах. Прочитала, вежливо поклонилась и села.
— Ноги замерзли.
— Открывать мне торговый дом или нет?
— Как знаешь.
— А ты что думаешь?
— Думаю, что больше денег — больше суеты. Мы — люди суеты. Крутимся, вращаемся. Или нас вращают. Пойдем, я расскажу тебе, что было дальше. На втором я срезалась. Он был из тех, кто грубо домогается. Из тех, кто мочится в кухонную раковину, не дойдя до туалета. Он приставал ко мне, одолевал, я пообещала — один раз. Он притворился, что согласен. Расхваливал свою жену, тыкал, как котенка, носом в мое одиночество, настаивал, чтобы еще раз. А если жена замечательная, зачем другие? Все время, постоянно, длинной очередью другие женщины? Я спрашивала, зачем это нужно — еще раз? Зачем нужны свинские отношения. Он же принялся учить меня ремеслу. Он неудачник. Все умеющий неудачник — лучший учитель. Я терпела его так долго из-за этого. В давние времена, так уж случилось, они все, эти умники, улетев, как стая птиц, опустошили мою жизнь, и я спала в пустом коконе без пищи и воды. Потом решила, что утоплю их по очереди. Но получилось только с одним. На втором я попалась. С ним, которого не любила и не хотела, моя жизнь вошла в берега, стала нормальной, чем-то обеспеченной. Без него я гнулась, как осина на ветру. Была водой без русла, неуправляемым судном. Он брал меня силой или подпаивал. Грозил, что признается жене. Я боялась, что если жена его выгонит, я совсем пропаду. Что может быть тягостней, чем жить с нелюбимым человеком. Представить, что его кто-то любит, не хватало воображения. «Ты должна жить с мужчиной», — говорил он, имея в виду себя. Я во всем ему помогала, а он это любил. Он хотел, чтоб я была как его жена, как эхо. Жена-эхо. Которая любит то, что он, не признает того, что он, готовит и делает только то, что он. Шаг влево — расстрел. Без него мы бы не встретились. Он привел меня к тебе, он сделал, чтобы я работала. Он выписывал мне премии. — Премии тебе выписывал я.
— Ты? А зачем?
— Хотелось посмотреть, что ты будешь делать. А ты не замечала. Изводила меня незамечанием. И плохо выглядела. А сейчас ты выглядишь невероятно. Выглядишь как счастливая женщина.
— Я и есть счастливая женщина. Посмотри на часы, сколько нам осталось?
— Вся жизнь.
— Это да. Конечно. Но она в какое время вместится?
— Хоть одну женщину за всю жизнь да хочется убить.
— Мы давно не спали.
— Ты что, озверела? — Но она уже сомкнула глаза. Я пошел на кухню слушать Бетховена.
|
